Из джентльмена — в Тарзана

Настоящим подарком стала для южских женщин конкурсная шоу-программа “От Тарзана до Джентльмена”, состоявшаяся 8 марта в районном Доме культуры.

Нелегкая задача стояла перед четверыми участниками, претендующими на звание “Джентльмен-2015». Когда-то они уже покорили сердца любимых женщин, теперь предстояло произвести впечатление на многих – и им это удалось!
Образ современного мужчины пытались сформировать на сцене Дома культуры Антон Процик, Иван Панфилов, Михаил Дороднов, Дмитрий Филиппов. Для этого им было предложено показать свои способности в нескольких конкурсах.
В итоге по решению жюри звание “Джентльмен-супергерой” присвоено Ивану Панфилову, “Джентльмен-экстремал” Антону Процику, “Джентльмен-охотник” Михаилу Дороднову. “Джентльменом-2015” стал Дмитрий Филиппов, он же “Джентльмен-обольститель”. Спасибо работникам культуры, придумавшим и осуществившим столь интересную идею.
Был в шоу-конкурсе мужской красоты и приз зрительских симпатий. Его обладателем стал Михаил Дороднов. Судя по всему, успешно и стойко пройти все испытания на пути “От Тарзана до Джентльмена” обладателю приза зрительских симпатий помогло чувство юмора. А еще, наверно, вечный, пожалуй, еще с каменного века мужской принцип: “Только вперед!”.
О том, как все это было и чего стоило перевоплотиться из джентльмена в Тарзана, рассказывает Михаил ДОРОДНОВ:

– Потом уже, когда всё закончится и страсти улягутся, я, вспоминая ту длинную и сложную цепочку предшествующих событий, удивляюсь: ну как я снова мог наступить на те же грабли? Но поскольку времени на раздумья обычно дают столько, что мне не хватило бы не только “раздумать”, но и даже чай заварить, такие истории со мной случаются чаще, чем хотелось бы. Но, как бы то ни было – я сижу в кабинете методистов районного Дома культуры и читаю Положение о проведении конкурсной программы к Международному женскому Дню 8 марта “От Тарзана до Джентльмена”. Названия конкурсов глобально- пафосные, что-то вроде “Боец”, “Обольститель”… Осторожно пытаюсь узнать, с кем нужно будет биться, и узнаю, что бить никого не надо, а надо надуть как можно больше воздушных шариков. Обольщать на сцене тоже никого не придётся, а просто нужно поздравить женщин каким-то номером художественной самодеятельности. На время легчает, но на глаза попадается конкурс “Супергерой” – и снова маленький незаметный обморок – ну какой я супергерой? Сыплется куча предложений – Робин Гуд, человек-паук, Дон Кихот… От обилия персонажей мозг работать совсем отказывается, и я решаю: пусть выберут конкуренты, а я возьму что останется. Конкуренты тем временем подтягиваются в кабинет. Видя выражения наших лиц, Ольга Алексеевна Колоколова улыбается:
– Ничего страшного, у вас получится! Обращайтесь к любому работнику, который вам встретится, если нас не будет, вам помогут все!
К чести работников, Ольга Алексеевна оказалась права: действительно, любой, к кому мы обращались, прекращал своё движение по Дому культуры и или сразу соглашался нас выслушать, или назначал время, когда можно было из такого неподатливого пластилина, как мы, вылепить что-то, что можно было показать со сцены.
Выходим, стараясь не помять выданные Положения. Молчим. Выражения на лицах совершенно не супергеройские.
– Как поздравлять будешь, Антон?
– Песню, наверное, спою. А ты?
– Да тоже спою. Наверное.
Иван с грустью резюмирует:
– Мне тогда стихотворение надо будет читать.
Дима молчит, понимая, что танцевать придётся ему. Расходимся также молча. Первая репетиция назначена, с остальным будем разбираться по ходу.
Через две репетиции, наконец, определены движения первого танца. Или пляски – ну не разбираюсь я в этой терминологии. Шлифуем. Получается плохо. Репетируем сразу на сцене, зеркал нет, мы себя не видим, приходится ориентироваться на реплики Ольги Алексеевны:
– Ноги выше! Амплитуду больше! Руки вверх! Вниз! Вы – древние племена, забудьте уже об этикете! На время!
На время пытаемся забыть об этикете. Одновременно с этикетом забывается очерёдность движений. Полторы минуты, которые должен длиться наш выход, даются нам как трёхкилометровый забег: дыхания хватает на половину фразы, сердце тюкает в горле, в глазах с трудом успокаиваются красивые нежно-лиловые звёздочки. Одно радует: начинает получаться, во-первых, и мы ещё ни разу не столкнулись, во-вторых, а значит, остальное – вопрос времени, которого, кстати, остаётся всё меньше. А ещё и остальные номера. Антон поёт под минусовку, значит, мне с гитарой будет сложнее. Надо тоже что-то придумывать. Кстати, а сам он куда пропал? Мне в ответ с балкона упала верёвка. За ней появился Антон.
– Не сломать бы чего…
– Давай подержу!
Пока я держал верёвку, чтобы не оторвать трубу пожарного гидранта, Антон спустился, репетируя своего супергероя. Первый его спуск я пропустил, мучаясь и понимая, что во время выступления я этого тоже не увижу. Поэтому, когда стало понятно, что не только гидрант, но и вообще никто во время этого номера не пострадает, я старался увидеть этот спуск ещё и ещё. Здорово!
Иван как-то незаметно к пятой репетиции определился со всем, подготовил всю техническую часть и теперь только собирал костюм и репетировал с нами общие выходы. Дима пропадал, изучая бальные танцы. Делать нечего, надо и мне шлифовать мастерство. Встретился с Владимиром Борисовичем Каргиным, показал минусовку выбранной песни. Он вежливо меня выслушал, и так же вежливо сказал:
– Ну а что? Давай попробуем!
И мы начали пробовать. Певец из меня оказался неправильный, но переучиваться было уже поздно. В конце концов, поскольку простуда моя упорно не хотела лечиться, во-первых, а я далеко не Том Джонс, во-вторых, решили занизить минусовку на четыре (!) тона, чтобы не рисковать. Мелодия стала проигрываться в полтора раза дольше, чем нужно, и я постоянно удивлялся, почему у меня слова кончаются раньше музыки. Сначала грешил на произношение (английский мой тоже не из передовых), потом всё-таки пристрелялся. Правда, песня потеряла трагедию, но так и не обрела лирику. Может, лучше было и в самом деле с гитарой? Да нет, поздно теперь!
На сцене, в залах и даже иногда в музее театра кто-то постоянно репетировал. Из моего танца с берёзой у меня была пока только берёза и красные сафьяновые сапоги с рубашкой. Танец вырисовывался с трудом хотя бы потому, что я никогда и не пробовал танцевать. Супергерой, побыв немного котом Матроскиным, всё-таки трансформировался в кота Леопольда – ну, ближе он мне по духу, чем Робин Гуд. Но что с ним делать на сцене, я не знал. Тем невыносимее было смотреть на то, как постепенно, с каждым разом становясь всё лучше и лучше, шлифуются номера моих собратьев по несчастью. Дима уже вполне уверенно продвигался по сцене в ритме вальса, посмотреть на Антона по-прежнему собирались все, кто в тот момент был в клубе, Иван практически полностью перешёл в помощники к нам, возя меня на мои репетиции с такой жизнерадостностью, как будто это были не мои, а его репетиции. Леопольд обрёл образ, затею с шариками, спускающимися с балкона, и корытом вместо парусника.
Наконец, определились, что, как и под какую музыку я буду делать с берёзовым поленом. Кстати, я зря тащил из “Кенгуру” эту картонную ось от рулона с линолеумом – на следующий день в точности такая же освободилась и в самом Доме культуры. Ну, если вдруг сломится от моих репетиций, будет запасная, если что.
День “Ч” неотвратимо приближался. Записана плюсовка Леопольда, найдены те, кто будет сбрасывать шарики с балкона. Иван бескорыстно раз за разом таскал меня в корыте по сцене. Его контрабас, найденный даже и не в Юже, а где-то а районе, в селе, получил струны и шикарную роспись на задней деке, грустил в углу рядом с моим поленом, вызывая моё восхищение – до того прост по выполнению и эффектный по виду казался мне его номер. Портил всё Иван, рассказывая, насколько тяжела и неудобна в танце эта с виду лёгонькая музыка. В попытках примерить на себя чужую судьбу отломили у контрабаса подставку. Всё шло наперекосяк!
Тем временем Антон и Дима дошлифовывали свои выступления – джигитовка и Бонифаций на глазах становились полноценными номерами. В общем танце с первого раза кто-то из нас стабильно что-нибудь забывал и, растерянно переглядываясь, мы, ни к кому конкретно не обращаясь, интересовались, а будет ли репетиция перед самим выступлением. Измученный и нами, и ненормированным рабочим днём звукорежиссёр Саша пытался разобраться, под каким номером зашифрованы наши минусовки, когда мы просили его включить не по порядку; откуда-то появлялись парики, самокаты, перешивались шкуры под наши размеры, всё приобретало тот вид, который и должен был быть, но покойнее почему-то не становилось.
Воскресенье! Сбор в два! Но уже с вечера субботы мой организм начал пытаться бороться за независимость, устраивая майданы в разных ответственных местах. В довершение всего я понял, что петь сегодня не могу. По крайней мере, в восемь утра.
Всё, о чём мы спрашивали, заказывали, просили или ломали в Доме культуры, на следующий день волшебным образом оказывалось отремонтировано, выкрашено, сделано и исполнено. В субботу вечером я вспомнил, что мой Леопольд, собственно, остался без костюма, а я никому об этом и не сказал. И если с рубашкой и брюками проблем особых не было, то уши и помпоны на тапочках-шлёпках заставили лечь спать уже за полночь.
До полудня я прослонялся из угла в угол, затем собрал все пожитки и со всеми баулами потащился “к месту казни”. Хуже всего было то, что моя обувь, с которой я и так не могу найти общий язык, развалилась накануне. Совсем. На летних лопнула подошва, а зимние просто отделились от подмётки. Я порылся в закромах и нашёл что-то подходящее. Выглядели они неплохо, но оказались не моими, а старшего сына. На номер меньше. И вот так, в чужой обуви, на цыпочках, косолапя и с пакетами под мышкой, я и ввалился в Дом культуры.
Там уже порхали девушки в костюмах и с концертным макияжем, весело щебеча что-то непонятное. Меня потихоньку начала накрывать вселенская тоска и желание очутиться на необитаемом острове, но появившиеся Дима, Антон и Иван не дали мне её осуществить.
Выступление прошло как в тумане. Очерёдность номеров знал только Иван, толкая нас в гримёрку и крича вслед: “Сейчас ты! Леопольд!”; репетировали мы одни, когда никто не мешал, а теперь при выходе со сцены постоянно приходилось втыкаться или в реквизит, или в мебель, или в ждущего своего выхода Майкла Джексона. Кулисы из-за обилия выступающих, ждущих очереди, шевелились так, что можно было подумать, что на сцене гуляет ветер не меньше 10-15 метров в секунду. Свои номера мы как-то всё-таки отработали, чужих так и не увидели, потому что переодевались. Минус один, минус два… ВСЁ! УРА!
Что и за что кому вручили, в моём состоянии было не понять! У меня в голове помещалась только одна мысль: КОНЧИЛОСЬ! И я был искренне и неподдельно рад!
Пар вышел, мы всерьёз и тоже искренне думаем, что вот сейчас мы ещё и не такое можем, обмениваемся впечатлениями. И по тому, как на нас смотрят зрители, понимаем: наверное, всё-таки у нас получилось!
PS. Помпоны с тапок я так и не срезал – выбрасывать жалко.