(Продолжение. Начало в №40)
Год начала Великой Отечественной войны обернулся для деревни Соино трагедией. В июне, перед началом войны, ее постиг природный катаклизм. Прошедший широкой полосой град с размером отдельных градин до куриного яйца, покрывший землю толстым слоем, погубил почти весь урожай года, как на колхозных полях, так и на приусадебных участках. Во многих домах были выбиты стекла.
Накануне Великой Отечественной войны деревня Соино в 1930-х годах прожила, как говорят, не одну жизнь.
После коллективизации и неурожая в 1932 году в ней за невыполнение планов поставок, было посажено в тюрьму несколько человек (в их числе и мой отец). После возвращения его из заключения и начала заочного обучения агрономии в Мичуринске, деревня Соино начала обретать как бы второе дыхание. В колхозе стали заниматься овощеводством, в надежде сбыта урожая, в основном, в Юже, а для выращивания рассады были созданы колхозные парники, расположенные на южном склоне горы, перед домом Василия Короткова.
Тоже на южном склоне горы, но за домом Василия Кочагова, был посажен яблоневый сад (5 гектар) с кустами смородины и крыжовника между яблонями. А вот за ним-то и было овощное поле. Это садовое начинание многими жителями Соино и соседних деревень было перенесено и на усадебные участки.
Ради справедливости следует отметить, что садами земляки, вероятно, увлекались и в более ранние времена. Я уже писал в статье “Память. О близком далеком”, что на усадьбе прадеда Михаила до Великой Отечественной росли старые яблони (в Соино из Русино он переселился около 1850 года). В Реброво, у предков Смирновых, тоже росли старые яблони.
Колхозы облагались и государственной повинностью. На лошадях соиновские мужики вывозили торф, лес и прочее. Но однажды, работая в Григино, они были поражены обилием там лип. И по инициативе отца выкопанные там молодые липы были посажены вдоль деревни, кое-где и между домами.
Следует отметить, что как сад, так и липы прижились.
В эти же годы, поскольку деревня приросла домами и населением, колхозу “прирезали” пашенных земель: от Русино – на Рамени, от Костяево – половина Тренинского поля. В это же время был произведен обмен сенокосными угодьями с Нефедовым. Соиновскими лугами стали распложенные у озера Юхра, Нефедовскими – по направлению к пристани “8-е февраля”. Для той и другой деревень они стали ближе соответственно.
Вероятно, при обмене встал вопрос и об осушении заболоченных лугов. Речка Вязель, впадая в верховья карстового провала Юхры, вытекала из него вблизи Тезы. Видимо, это было причиной заболоченности и соиновских и нефедовских лугов. И мужики этих деревень вручную, лопатами, прокопали Валовую канаву, соединив верховье Юхры с Березовским озером.
На долю же соиновских мужиков выпало прокопать еще две канавы: канаву слива с Юхры и с большой заболоченной низины. Кроме того, низину, заросшую кустарником, нужно было очистить от него, выкорчевав вручную. Все это было сделано, и колхоз приобрел новую луговую пожню – кочковатую “чащобу”.
Положительные мероприятия обсуждались в семьях, находя в некоторых также положительный отклик. И это было одной из причин, чтобы народ стал обустраивать свое место жительства, как свой дом, рассчитывая жить там длительное время. Иначе чем объяснить, что, например, Анфиса (Павловна) Павлова и Федор (Григорьевич) Федоров учились на курсах бригадира? Поразительно, что моя память возродила отдельные моменты семейного обсуждения этих мероприятий между отцом и матерью, которая, видимо, замечая в деревне существовавший негатив, порою упрекая, пыталась останавливать его в проявлении инициативы.
Однако наступил для Соино трагический 1937 год. Деревня стала знаменита на всю округу – в ней обнаружили и “забрали” 6 (шесть!) “врагов народа” (20% мужиков – хозяев домов). И часть жителей Соино и соседних деревень, щеголявших своей малограмотностью, вдруг восприняли все новые начинания как происки врагов.
К началу войны все липы были уничтожены. В основном, парнями из Русино, ночью возвращавшимися с “гулянки” из клуба “на Болоте” Костяевском (там, где жили навербованные “торфянки”, добывающие торф).
Сад был заброшен, а потом вырублен за ненадобностью.
Овощами пытались заниматься. Но потом тоже забросили, потому что они требовали уважительного к себе отношения, а не отношения артельного труда, о котором сохранились воспоминания.
Высаженные в поле на горе овощи нужно было поливать вечером. Мне приходилось возить воду. Воду на полив из-под горы на лошади возили в бочке, которую возчик, заехав в пруд, наливал ведром, разливая ее потом в ведра “поливальщицам”. А те уже (банками, ковшами и прочими емкостями.) поливали растения. Сдельная работа “поливальщиц” зависела от количества политых растений. Качество полива зависело от совести человека и практически не контролировалось. Ну а дальше все понятно. Какого урожая можно было ждать после полива растений “стахановками”. А такие, к сожалению, были, и им слова не скажи. Хотя добро-то было колхозное. Но на усадьбах-то и у них было все по-другому.
Год начала Великой Отечественной войны обернулся для Соино трагедией. В июне, перед началом войны ее постиг природный катаклизм. Прошедший широкой полосой град с размером отдельных градин до куриного яйца, покрывший землю толстым слоем, погубил почти весь урожай года, как на колхозных полях, так и на приусадебных участках. Во многих домах были выбиты стекла.
Последствия для деревенских жителей аукнулись осенью, когда за выполненный труд, отраженный в трудоднях, с ними рассчитывались колхозным натуральным продуктом. Если говорить о кормильце-хлебе, то рожью, которую каждому еще предстояло самостоятельно смолоть на Южской мукомольне.
До последнего момента колхозники не знали, по сколько на трудодень будут “выдавать” ржи. Моя мать работала телятницей. И тоже, как и все, шла в колхозный амбар отовариваться.
Запомнилось ее возвращение домой. Ее плетущаяся походка с “пудовичком” ржи на плече, ее пустые, ничего не видящие глаза, или наоборот, смотрящие вдаль и видящие, какие трудности ожидают ее семью. Ржи выдали по 100 граммов на трудодень, которых было заработано ею менее 300. Помощи ждать было не откуда, а детей, дочь Зинаиду и сына Юрку, нужно было еще учить в школе – выполнять последний наказ мужа, присланный ей из заключения.
В 1937 году, когда репрессированных в Южском районе из Южи на автомашине везли в направлении Шуи, фабричные рабочие шли со смены. И на повороте дороги в Шую отец под ноги им выбросил спичечную коробку с запиской: “Павловой Шуре. Шура, ты уж поучи детей” (и в заключении думал о семье, о будущем детей, полагая, что скоро не вернется). Добрые люди передали его последнее послание, которое мать свято выполняла всю свою жизнь, помогая нам по мере сил уже и взрослым.
Смотря в будущее, мать была права. Трагические последствия катаклизма, усугубленные войной, преследовали жителей деревни всю войну. Решать же возникавшие проблемы всем и каждому приходилось самостоятельно.
Многими событиями был насыщен первый год войны. Это и проводы на войну со слезами и рыданиями, и первые похоронки с криками отчаяния. Это и луга за две недели вместо месяца убранные бабами при питании “щами из крапивы”, где работа, по тяжести подобная “свозить копны к стогу на лошади”, там лежала полностью на плечах “последышей”.
Ю.ПАВЛОВ
(Продолжение следует)