Книги продавались на вес, картины — пачками

6 июля 2013 года в Холуе пройдёт юбилейная, десятая по счёту после её возрождения Тихвинская ярмарка. Как всегда на эту ярмарку съедутся торговые гости со всей Ивановской и прилегающих к ней областей.

Ярмарок в стародавние времена в наших местах было несколько. Так, в Хотимле была Успенская ярмарка,  в августе, по окончании Успенского поста, в празднование Успения Пресвятой Богородицы. Как мне известно, была ярмарка в Большой Ламне. Неподалёку от Шуи проходили Дуниловские и Шартомские ярмарки.

Крупнейшими ярмарками дореволюционной России были: Мологская – главная ярмарка Верхнего Поволжья конца 14-начала 16 века; Макарьевская- у Макарьевского Желтоводского монастыря (возникла в 16 веке); Нижегородская-заменила Макарьевскую с 1817 года; Ирбитская -возникла в 30-е годы 17 века на Урале; Успенская-Новая Ладога; Меновническая – близ Оренбурга; Кояндинская – Средняя Азия и Верхнеудинская – самая большая за Байкалом ярмарка, проводилась с 1780 года.

Тихвинская ярмарка в Холуе получила своё название от существовавшего на правом берегу реки Тезы храма во имя Тихвинской иконы Божией Матери, построенного в Холуе в 1739 году и уничтоженного в безбожные годы советской власти.

Интересна история Тихвинской иконы Божией Матери, которой был посвящён храм в Холуе. Считается, что Тихвинская икона Богоматери была создана святым евангелистом Лукой при жизни Пресвятой Богородицы. До XIV века икона находилась в Константинополе, пока в 1383 году неожиданно не исчезла из Влахернского храма. Согласно летописи, в этом же году на Руси икона явилась перед рыбаками на Ладожском озере близ города Тихвина.

В древних летописях описано, как в 1383 году над водами озера в лучезарном свете явилась икона Божией Матери с Богомладенцем на руке, переносимая неведомою силою по воздуху. Несколько раз икона опускалась на землю, но после того, как на этом месте начиналось строительство храма, икона вновь чудесным образом перемещалась, пока не остановилась в болотистом месте близ Тихвина.

С радостью приступил народ к строительству храма на месте, окончательно выбранном Богородицей для пребывания Её иконы. Впоследствии на этом месте был выстроен каменный храм, а затем устроен Тихвинский Богородице-Успенский мужской монастырь.

Перед Тихвинской иконой совершилось много чудес и исцелений, не раз спасала она Тихвинскую обитель от шведов, осаждавших монастырь в течение трёх лет, с 1613 по 1615 годы. Всякий раз по молитвам отчаявшихся защитников Пресвятая Богородица своим заступничеством помогала им обращать в бегство в несколько раз превышающие силы противника. С тех пор Тихвинская икона Божией Матери считается покровительницей северо-западных земель России.

В 1944 году будущий архиепископ Чикагский и Миннеаполисский Иоанн (Гарклавс) и мирянин по имени Сергий (впоследствии его приёмный сын), спасая чудотворную Тихвинскую икону, увезли её в Европу, а затем – в США. Перед своей кончиной в 1982 году архиепископ Иоанн завещал своему приёмному сыну протоиерею Сергию Гарклавсу заботиться об иконе Богородицы Тихвинская и вернуть её России тогда, когда в стране изменится отношение светской власти к Церкви и будет восстановлен Тихвинский монастырь. Торжественное возвращение святыни произошло в июне 2004 года.

Вот как описывает Тихвинскую ярмарку известный русский писатель-этнограф и краевед С.В. Максимов, побывавший в стародавние времена в Холуе:

“…В Холуе я дождался Тихвинской ярмарки. Ярмарка эта показала мне то, чего я не смог бы добиться в другое время и никакими силами. На ярмарку эту приехали московские купцы, ивановские и офени. Ивановские привезли сукна и красный товар, московские – чай и сахар и те лубочные диковинки, которые в форме картин украшают рядские прилавки (и не только в Москве, но и по всей России). Книги здесь продаются десятками и на вес, картины -пачками и стопами, красный товар – на аршин и штуками. Те и другие скупаются офенями – мелкотой, хозяйчиками, которые начинают только торговать и расторговываться.

Крупные, говорят, делают закупки в Нижнем, на ярмарке. Тогда же холуйцы сбывают и предметы своего производства тем же офеням и в малом числе москвичам. На ярмарке этой привелось мне наткнуться и видеть все те сцены, которые, охотно просясь на перо, неудобно ложатся на бумагу и которые в десятках изустных анекдотов разошлись по всей России. Тогда же привелось мне окончательно убедиться и в том, что холуйцы смотрят на своё дело, как на простой, обычный, ручной промысел, что они также легко могли бы  быть и ткачами, как соседи их Шуйские, и что иконописцы они именно потому, что так уже сложились исторические причины.

Помимо того, что холуйцы отдают  всё, что успели заготовить, офеням ( которые всё это разнесут и развезут потом по дальним углам и закоулкам России), они и сами, в свою очередь, делают необходимые запасы.

Изумительно быстро, до ранней обедни, успевают расхватывать все возы с досками еловыми, ольховыми и дубовыми, возы, являющиеся сюда обыкновенно из дальнего Семёновского уезда Нижегородской губернии. Тогда же холуйцы запасаются и всем нужным для жизни, кроме хлеба, который берут они в 10 верстах от села на так называемой Пристани на Клязьме. Не будь этой пристани и Тихвинской ярмарки, Холуй существовать положительно бы не мог: хлеба в нём не сеют  ни зерна, ремёсел, помимо главного, не знают никаких; нет у холуйцев ни кузнеца, ни швеца, ни сапожника.

Работая пять дней в неделю и сбывая материал одному из местных богатеев-скупщиков, на чистые деньги они спешат купить хлеба только на неделю и затем остатки пропивают тотчас же в субботу и в воскресенье; большего пьянства, как в Холуе, я не видал уже ни прежде, ни после того.

Судьба столкнула меня на базаре с офеней-хозяйчиком. Какие-то пустяки заставили нас заговорить друг с другом и разговориться. Разговоры шли у нас обыденные. Мне удалось его рассмешить два раза  до упаду. Смотрю: и товарищ мой, и добряк, и простота-человек. Он потребовал ещё пару пива. Я опять завёл его к себе и унёс с собою полуштоф сладкой водки; завелись новые разговоры. Долго не думая, я решился начинать прямо.

– А что, дружище, говорят, у вас язык есть свой какой-то, только я этому не верю : на что он вам?

– Надо.

– Да врёшь ведь ты, хвастаешься? Ведь, мол, я худ человек, да два языка знаю.

– Окромя свинячьего, как говорится.

– Ты не шути, а это верно!

– Да ты не морочь смотри: ведь день теперь и церковь видно.

– Я не колдун, а что свой язык и российский знаю – этому быть так.

– Не врёшь, так правда. Научи-ка!

– И вправду? На что идёт?

– На что хочешь, я не боюсь и не верю.

– Ещё на пару пива.

– Идёт.

– По-твоему как это?

– Армяк.

– По- нашему шерстняк. Ну а вон эвоно!

– Дом.

– По-нашему рым.

– Ври, небойсь, дальше, слушаем!

– Лопни мои глаза, коли я тебе вру! Да ты грамотный?…”

Кстати, для проведения ярмарок в Холуе был сооружён постоянный  деревянный гостиный двор на 300 мест, всего 14 корпусов (последние два построены в 1857 году). Кроме того, во время ярмарок по необходимости строилось до 100 временных сооружений – “балаганов”. Все доходы (до 14000 рублей) от них получали крестьяне, которые обращали их на уплату оброка помещикам. На торговой площади стоял маленький, сложенный из брёвен амбар, он служил книжной лавкой известному издателю И.Д. Сытину. В 1853 г.  в Холуе было 6 книжных лавок.

В связи с широкой книжной торговлей в Холуе существует такая краеведческая версия, что на одной из Тихвинских ярмарок в Холуе побывал известный русский поэт-демократ Н.А. Некрасов. И версия эта имеет под собой прочную платформу- Н.А. Некрасов, также  как и В. И. Даль и С.В. Максимов, изучал быт и офенскую торговлю, результатом изучения стала известная поэма Н.А. Некрасова “Коробейники”. А уж где-где было изучать Н.А. Некрасову офенский быт, как не в Холуе и соседних с ним сёлах.

Вот что пишет в вязниковской газете “Маяк” (1975г.) А. Тельчаров:

“…Впервые русский поэт приехал в Вязники в 1853 году, а не год спустя, как было известно до сих пор. Первым его вязниковским знакомым оказался купец М.И. Сизяков, в доме которого он неоднократно останавливался впоследствии вплоть до 1861 года.

Благодаря изысканиям Н.К. Некрасова стало известно, что связь Николая Алексеевича с И.А. Голышевым началась в 1861 году. Их познакомил тогда М.И. Сизяков. Дружба поэта и книгоиздателя продолжалась до 1873 года. Ими были выпущены две “красные книжки” для народа, содержащие стихотворения Н.А. Некрасова и сказку А.Ф. Погосского “Бобыль Наум Сорокодум”.

Эти книжки вязниковские офени с удовольствием распространяли в народе”.

Следующая публикация В. Горюнова в той же вязниковской газете “Маяк”(17 апреля 1976г.) лишь подтверждает версию о пребывании Н.А. Некрасова в здешних местах и, в частности, в Холуе:

“…Заботливый коммерсант, юный Голышев понемногу закупал в Москве литографические камни. Он уже давно задумал открыть во Мстёре – центре офенской торговли – собственное производство. Вначале бумагу получал из Москвы, но вскоре открылась писчебумажная фабрика помещика Протасьева(да, да, именно того Протасьева, что построил первую фабрику в Юже. Примеч. автора В. Копрова) в соседнем селе Татарове. При шести печатных станках хорошо организованная литография ежегодно выпускала более полумиллиона народных картинок.

Обо всем этом узнал за долгой беседой Н.А. Некрасов, которого особенно интересовала офенская торговля книгами. С помощью офеней он рассчитывал на продвижение в народные массы дешевых и полезных “красных книжек”. Это совпадало со взглядами молодого Голышева. Договорились вести взаимную переписку.

Во Мстере, а также в большом селе Холуй, на реке Тезе, Некрасов бывал на летних ярмарках. Шумная пестрота их нашла отражение в его творчестве. Вспомните описание Кузьминской ярмарки в поэме “Кому на Руси жить хорошо”. В этом же классическом произведении “семь временно обязанных” крестьян встречаются неподалеку от села Кузьминского с ехавшим на тройке кругленьким помещиком Оболтом-Оболдуевым. В исторических документах, начиная с XVII века, не раз упоминаются помещики Вязниковской округи по фамилии Оболдуевы. И вот один из таких самодуров-скулодробителей сатирически высмеян Некрасовым в поэме”.

Многое изменилось с тех стародавних пор в наших краях, но и многое осталось неизменным…

В. Копров