(Окончание. Начало в №40, №41, №42).
В войну мы жили впроголодь, но – выжили. Мы были полураздеты, полуразуты (летом работали, в основном, босиком), потому что нечего и не на что было купить родителям. И не только война была в этом причиной. Для убедительности взгляните еще раз внимательно на фотографию детей колхозников в праздничном одеянии. На ней как на подлинном документе запечатлен предвоенный уровень жизни сельского населения Южского района.
Наш возраст был возрастом учебы в школе. После окончания четырехлетнего начального обучения детей из Русино, Соино, Болота, Костяева в Соиновской школе, дети из Русино и Соино учились в семилетней школе крестьянской молодежи на Борке. Из остальных поселений учились в Юже. В школу ходили только пешком. Книги, завернув в платок, носили через плечо.
Ведя речь о Соино, отношение к получению хотя бы семилетнего образования было задано старшим поколением молодежи, которая предпочитала вместо учебы прогулы на Введенской горе. Так, из большого количества учеников в бытность моей учебы в 5-м классе в конце учебного года на Борок ходили из Соино: Костька Кочагов (в 7-й класс) и мы одногодки с Толькой Павловым. Из Русина – Колька Курушин (ходил тоже в 5-й класс).
В 6-й класс мы пошли уже втроем. Но среди учебного года у Анатолия тяжело заболела мать. Была оперирована. Хозяйство и малолетняя сестра по матери – Руфина Хрулева, остались на его попечении. Учебу пришлось оставить.
В школу шел через Русино: заходил за Николаем. Надо было видеть сияющие глаза матери – сын не бросил школу, сын учится! Ведь он был у нее один. Муж погиб на войне.
Но рано радовалась. Вирус нежелания колхозных ребят учиться, нежелание обретать знания дополнительным интеллектуальным трудом поразил и его (для колхозника, говорил Николай, это не нужно – и так прожить можно). Мои уговоры не бросать учебу – не помогли. Весеннее солнце и Введенка растопили его волю. 6-й класс на Борке я из двух деревень заканчивал уже один. К счастью ли, к сожалению ли, но на Введенке ни разу не был до сего времени.
В деревнях свирепствовал голод. Помощи не получали ниоткуда. В Юже школьникам по карточкам давали 400 граммов хлеба. Для деревенских жителей – это уже богатство. И мать с помощью Осокина Федора Александровича (доброй ему памяти) перевела меня в Южу в 3-ю школу, где незабываемыми были дополнительные 50 граммов хлеба, выдаваемые бесплатно на большой перемене старостой класса – рослой полненькой девчушкой.
Так закончилось семилетнее школьное обучение на Малой Родине, позволившее продолжить его в Рыбинском авиационном техникуме. Для меня это было начало пути принять участие в создании послевоенного научно-технического потенциала страны, достижения в котором используются и сегодня. Мать сказала, что не вытянет мое среднее образование в школе. А возможно, это была придуманная причина из-за боязни повторения трагедии со старшим сыном Леонидом, не успевшим закончить обучение в средней школе и убитым в Костяево. Молчаливая в политике и осторожная, она своим поведением оберегала нас, детей “врагов народа” от “товарищей” – партийных и сексотов, таких как Мишка Коротков – сосед и один из так называемых “свидетелей” в 1937 году, в частности, и по делу моего отца, приведшего к его расстрелу. Он оставил негативные воспоминания о себе из-за подглядывания и подслушивания под нашими окнами (чему сам свидетель) и доносам в НКВД. Когда он стоял под окнами, выйти на улицу и спросить, что он здесь делает – боялись. А он, оказывается, хотел всего лишь выслужиться после нашего ареста. Реальность его была очень близка – ведь наши семьи были от этого не защищены. Однажды боязнь матери проявилась в том, что она не пошла заявлять в милицию об украденной со двора ночью овце, хотя добрые люди указали ей на вора – бывшего жителя деревни. Ведь заявление в милицию – напоминание НКВД, что ты и твоя семья еще живы.
От того прошлого нас отделяет уже более 70 лет, но все как будто происходило вчера, когда мы, шестеро “последышей”, объединенные деревней и работой в колхозе, вели мальчишеский и в то же время взрослый образ жизни.
У каждого из нас была своя судьба. И каждый прожил годы своей жизни, как стремился и как смог. Но главным оказалось – как стремился.
Константин Кочагов, работая в колхозе, после войны был призван в армию, и служил в Рыбинске в воинской части, территория которой имела общий забор с территорией авиационного техникума, где я учился. Ходил он в морской форме. Мы с ним иногда встречались около проходной в часть. Его приглашали по моей просьбе. Это были встречи земляков на чужбине. После демобилизации, женившись, остался жить и работать в Рыбинске. По слухам, там и скончался в 1950-1960-х годах.
Сергей Бугаев связал жизнь с крестьянством и жил до кончины в Соино в родовом доме. Из всех сверстников он единственный однажды вдруг рассказал, где были у их семьи до колхозов наделы земли: один из них – по дороге в Стрелку около Маленького леска, другой – полоски за Горбатым мостиком. Вероятно, память о прошлом жила в их большой семье из пяти сыновей и двух дочерей.
Руфим Хрулев многие годы один жил в Соино в доме, который купили родители у Добрыниных (ранее дом принадлежал Кочаговым). Последние годы жил в Юже у внуков. Мы встречались. Был рад встрече и беседе, в частности, с воспоминаниями о нашем трудном детстве. Будучи больным, качество жизни оценивал наличием необходимых лекарств. Имея их, показывая, гордился. Для деревенского жителя со стажем – это важный показатель.
Владимир Павлов был привержен и предан труду хлебороба и крестьянскому образу жизни. Проживая в Соино, неудовлетворенный положением дел в колхозе (совхозе), смог вырваться из него. Переехал с семьей на большие хлеба в Волгоградскую область. Работал трактористом. Удовлетворяло все, кроме далекого расстояния от Малой Родины, от родных. По лимиту семья переехала в Московскую область в Истринский район в Малино, где работал трактористом, а жена Альбина выращивала на ферме бычков. Они были постоянно на хорошем счету. Встречались эпизодически (жили не близко друг от друга). Контакты по телефону. Ушел из жизни после тяжелой болезни 2 ноября 2015 года.
Анатолий Павлов. После службы в армии в деревню и колхоз, где оставалась мать, не вернулся. С оставшейся в деревне матерью поддерживал отношения, систематически ее навещая. Вероятно, стандартная для Советской страны ситуация. По лимиту работал в Москве на 2-м ГПЗ на участке шлифовки высокоточных подшипников. Сначала рабочим, затем мастером. С Толькой были дружеские отношения и при встречах, и по телефону. Это был человек, который в трудной ситуации готов был помочь, на которого можно было положиться. В моих работах он был главным и своеобразным консультантом по землеустройству в Соиновском колхозе, прилегающих к нему землях и других деревенских вопросах. Будучи тяжело больным, с каким же нетерпением (особенно, как оказалось, перед кончиной) он ждал от меня свежих вестей с родины после моей поездки в Южу на Пожарские чтения. Это пример для многих, как дорога родина детства, родина предков, дорога память о них. Ушел из жизни 16 декабря 2015 года.
Добрая и вечная им память, внукам предков, породивших сыновей – победителей в Великой Отечественной войне!
яжело писать о прошлом, порою уводящем тебя в сокровенные события. События в воспоминаниях, вызывающих грустные эмоции, иногда захлестывающие до слез. Даже только те, малая доля которых описана. Не высказанная в свое время искренняя благодарность и любовь к родителям, усиливающаяся почему-то с годами, не уходит из памяти о них, а родовые фотографии отсылают все глубже по корням древа, заставляя трудиться на память о родовых предках и земляках.
В настоящее время деревня Соино на грани того, чтобы превратиться в “Пустошь” или “Пустынку”, исчезнув, как сегодня исчезают многие деревни Южского (да и не только Южского, к сожалению) района. Исчезнуть, как многие поселения Руси после нашествия Польши в Смутное время в начале 1600-х годов. Это “современное” исчезновение было «запланировано» и отсутствием подвода к ней газа от существующего места его подключения. Но стоит Соино(!) – по количеству сохранившихся домов, почти как в 1916 году, – 15. Стоит разоренная, приниженная. Из всех домов только в восьми теплится жизнь, да и то постоянно лишь в пяти домах. Одно вызывает гордость, что из 15 домов остались шесть, которые принадлежали роду Павловых. В двух из шести домов постоянно живут единственные в деревне “аборигены” Павловы и Потаповы, ветви Павлова Федора Михайловича, брата моего деда. Дом Федора, хотя и разрушающийся, но еще стоит в первозданном виде.
Прошло 8 лет, когда я в газете “Светлый путь” в материале “Память. О близком далеком” писал: “С горечью смотрятся сейчас места Малой Родины. Печальные мысли не дают покоя. Все, что создавалось веками нашими далекими предками, родителями, нами – великими тружениками земли – уходит в небытие.
Исчезнувшие и исчезающие деревни с множеством отсутствующих и пустующих домов, не обработанные усадьбы, на которых еще кое-где остались бесценные, а для кого-то безразличные, следы прошлой бурной жизни (и счастливой, и несчастной). Погосты с забытыми неблагоустроенными древними местами погребений предков и возле них церквями, разрушающимися или возрождающимися, построенными на средства тех и ради тех, кого уравняла смерть и сыра земля.
Изменился ландшафт, в некоторых местах искореженный до неузнаваемости – плод покорения природы и реорганизационных мероприятий при советской власти. Разворотили, покорили, забросили.
И существуют захоронения рядом с церковью, но не при ней, отлученной от государства, восстановившей и построившей более 30000 храмов, возродившей более 700 монастырей. Существуют они и не при гражданской администрации, для которой было главным то мировая революция, то строительство коммунизма, то перестройка, а сейчас… уж и не знаю, что главное.
И стоят никому не нужные, заросшие бурьяном и молодым лесом поля, кормившие людей, нескашиваемые сенокосные угодья.
Сельское безлюдье, безразличье. “Русь, куда ты несешься?! Вспомни про нас, своих предков! Нашими трудами и стараниями возрождалась и мужала Россия!”. Нет ответа.
Современным поколениям, обозревая современный ландшафт Малой Родины, трудно представить те многолюдные деревни, где самобытная, заполненная трудом и заботами жизнь “била ключом”. Трудно представить ландшафт с возделанными вокруг полями, которые обеспечивали самодостаточное существование семей и, опосредствованно, государства.
Вероятно, им так же трудно представить и поверить в ту обстановку и условия жизни, в тот перечень работ, в физические и моральные нагрузки времен Великой Отечественной, которые приходилось постоянно преодолевать деревенским “последышам”. “Последышам”, считавшим себя взрослыми и понимавшим, что все это было, в основном, “для фронта, для победы” и только после – для себя.
В войну мы жили впроголодь, но – выжили. Мы были полураздеты, полуразуты (летом работали, в основном, босиком), потому что нечего и не на что было купить родителям. И не только война была в этом причиной. Для убедительности взгляните еще раз внимательно на фотографию детей колхозников в праздничном одеянии. На ней как на подлинном документе запечатлен предвоенный уровень жизни сельского населения Южского района. Уровень жизни, который война только усугубляла, вопреки увеличившейся нагрузке на человека. А вникнув, сравните хотя бы с тем, как вы, земляки одеваете своих детей сегодня. Сравнили? Ведь у тех, на кого вы смотрите, другой праздничной одежды не было. А у ваших детей?
Наше поколение могут упрекнуть, что мы не сохранили память о предках и их древние захоронения. Да, это так. Но повинна в том война, загубившая связующее звено прошлого с настоящим временем – наших отцов, глав семейств. Загубила политика советского государства и те условия нашей военной и послевоенной жизни. Для спасения же Родины мы сделали все, что могли и, перенапрягшись – даже больше.
Земляки, стонущие и рыдающие сегодня то от коррупции, то от кризиса, оглянитесь и сравните: так ли вы сегодня живете, как жили мы. Мы – это поколение мальчишек поселений прихода церкви в старой Юже, чьи дедушки и бабушки, как и их вековое древо, нашло упокоение на “перенесенном” кладбище. Поколение, которое трудилось в войну не только для обеспечения своей полуголодной, нередко и голодной жизни, а и ради спасения Родины.
Земляки, жив ли еще в вас дух патриотизма, который был в нас, воспринятый от отцов, дедов – предков? Предков – патриотов Родины, создавших блага, которыми вы пользуетесь сегодня. Пользуетесь, не помня, забыв о создателях благ.
Мы уходим. Вам возрождать память о тех, кто веками создавал для всех нас блага, защищая их от недругов. Создавал во имя будущего России, будущего потомков.
ПАМЯТЬ О ПРЕДКАХ – СВЯЩЕННА И ВЕЧНА!
Ю. ПАВЛОВ